Ссылки

     Судьба свела нас в роковые - «комсомольские» - дни второй чеченской войны и крепко повязала разорвавшейся под ногами гранатой.
     - Из «Мухи» по танку били, - выдохнул Певцов, когда отскочив за «семьдесятдвойку», мы упали на землю. Через минуту, забыв об опасности, он, высунувшись из-за танка, продолжал корректировать огонь.
     По неписаным канонам военной науки «броню» в городском бою прикрывает пехота. Но рота Внутренних войск отстала на добрую сотню метров, и оказавшийся без прикрытия в центре Комсомольского танк, а заодно и мы с Певцовым были хорошей мишенью для повылезавших из подвалов после бомбежек боевиков. Не спешивших вэвэшников можно было понять: двухнедельные уличные бои сильно проредили их боевые порядки - некоторые отряды не досчитывались уже каждого второго бойца. Или слишком спешил Певцов...
     Ни одного целого дома и не срезанного осколками дерева, горы битого кирпича, трупы боевиков, кучи танковых гильз, не смолкающая ни на минуту стрельба и клубы красного - от кирпичной крошки - дыма после танковых выстрелов по занятым боевиками домам, - так выглядело Комсомольское из-за гусениц семьдесятдвойки роты капитана Александра Певцова. Окруженная в Комсомольском банда Гелаева - последний уцелевший крупный отряд боевиков - дралась до последнего. Отступать заранее отпевшим себя чеченам было некуда, а терять - нечего. Судьбу последнего сражения кампании решали пехота и танки - авиация с артиллерией не доставали моджахедов в глубоких бетонных подвалах. Напряженность уличных боев в Комсомольском достигла, наверное, самого большого накала за всю войну. Руины почти каждого дома стали маленькой крепостью, в которой принимала последний бой очередная кучка шахидов. После понесенных потерь пленных наши не брали и воевали, казалось, тоже с каким-то особым ожесточением. Врезалась в память валявшаяся у одного из домов голова...
     После суток боев, проведенных с вэвэшниками, я посчитал себя вправе расспросить обо всем бравшего этот дом взводного.
     - Не мы, - ответил он, - танкисты. Сказали, что отомстили.

     Шли десятые сутки боев в Комсомольском. Каждый день походил на другой. Утром село утюжила авиация, потом шли в атаку штурмовые отряды внутренних войск. Армейцы блокировали село по периметру. Ротный опорный пункт, который поредевшая рота Певцова делила с брошенными на усиление пехотинцами и танкистами других полков, находился на южных подступах к Комсомольскому - между ущельем, по которому в село и прошли гелаевцы, и заросшим кустами оврагом. Крепко прижатые в селе «духи», от отчаяния были готовы к прорыву обратно в горы. Собираясь на ужин в палатке Певцова, офицеры думали, как будут действовать, если гелаевцы пойдут на их боевые порядки. С наступлением темноты расходились по позициям - прорыва ждали именно ночью. Всю ночь ущелье подсвечивалось осветительными снарядами и содрогалось от треска автоматных очередей. Беспрерывно обстреливая «зеленку» на дне ущелья, патронов не жалели - чтоб ни один боевик, перебегая от куста к кусту в паузах между «осветилками», не ускользнул в горы.
     Десятый день Певцов не находил себе места. Из памяти не выходили последние слова взводного, которого вместе с пятью солдатами он потерял 5 марта:
     - Певчий, сделай что-нибудь, вытащи нас отсюда!
     ...Певцову казалось, что уже годы отделяют его от того дня, когда в их полк пришла разнарядка на три месяца откомандировать в воюющий Дагестан командира танковой роты и нескольких пехотных взводных. Певцов вызвался добровольцем.
     Отец и дед его были танкистами. Оба воевали: дед - на легендарной «тридцатьчетверке», отец - на Т-62 в Афгане. Поэтому Певцов еще в детстве знал, кем будет - военные гости, военные разговоры... Окончив в 1996-м Челябинское танковое, попал под Екатеринбург. Через год, выведя взвод в лучшие, получил роту. Вскоре рота стала лучшей, а Певцов - старшим лейтенантом досрочно.
     Когда в штабе дивизии выяснилось, что речь не о командировке, а о переводе в СКВО, Певцов было заколебался - менять Урал на Кавказ, отказываясь от светившей должности замкомбата... Но в Дагестане шла война, и в том, что армия скоро вновь пойдет чеченскими тропами, не было никаких сомнений. Борт на Ростов улетал на следующий день.
     В штабе СКВО ждал еще один неприятный сюрприз - назначение в 503-й мотострелковый полк, город Владикавказ. Оказалось, все вакантные офицерские должности в Дагестане округ укомплектовал своими, «варяги» же нужны были, чтобы залатать дыры. На СКВО обиды не было, обидно было, что, выполняя разнарядку, обманули свои, для правдоподобности еще и выдав всем по бронежилету и каске.
     - Откуда ты такой? - удивился прапорщик, когда Певцов пришел сдать это приданое на вещевой склад.
     - С Урала.
     - У вас что там, на Урале, в касках и «брониках» ходят?
     Настроение, в общем, было ни к черту.
     Все круто изменилось в конце сентября, когда полк перебросили к чеченской границе. С легкой руки придумавшего ему радиопозывной комполка стал Певцов «Певчим». Началась подготовка к боевым действиям - служба на Кавказе стала обретать наконец желаемый смысл.
     В середине октября перешли границу мятежной республики. Самыми трудными были две недели стояния под Бамутом. Угнетало ожидание первого боя, и, что греха таить, боялись этого овеянного легендами места. В первую кампанию наши трижды безуспешно штурмовали Бамут, взяв его лишь в июне 1996-го. В этот раз символ чеченского сопротивления пал через месяц боевых действий. А первым в Бамут вошел танк Певцова. Боевое крещение вышло удачным. Штурмуя городок ракетчиков - один из укрепрайонов Бамута, Певчий не потерял ни одного танка, ни одного солдата. Война явно складывалась и дальше: двигаясь в глубь Чечни, Певцов уверенно командовал ротой, а вражеские ПТУРы и «Мухи» стороной облетали его танки. И дело было не только в везении. Певцов быстро усвоил главную аксиому выживания - побеждает не тот, кто, обнаружив цель, быстро открывает ответный огонь, а тот, кто, еще не видя этой цели, сумеет ее почувствовать и ударить первым. Используя возможности техники, можно давить «душков», не расплачиваясь за чеченские горки солдатскими жизнями, понял Певцов под Бамутом.
     - Что за ящики под кроватью? - спросил он как-то вечером в палатке командира мотострелковой роты, с которым делил район обороны.
     - Навязали с дивизии, - ответил тот, - не смог отвертеться. Ненужная, но дорогая штуковина - отвечай теперь за нее. СБР называется - станция ближней разведки.
     - А давай ее соберем! - завелся Певцов.
     Вышли на позиции. Темень - хоть глаз выколи. Подсветили фонариком инструкцию, собрали. Запустили, штуковина - сразу сигналить.
     - Люди там! - сообразил Певцов.
     - Не сунутся они оттуда, скорее ошиблись при сборке.

     Через пять минут спор рассудили полетевшие в небо сигнальные мины. Больше СБР под кроватью не пылилась. В одну из ближайших же ночей, ударив по ее показаниям из танков и пулеметов, навалили с десяток «душков».
     Певчий по-настоящему фанател техникой, даже селикогель сушил. Есть в танковых прицелах такой порошок - для забора конденсата с прицельной сетки. Чтоб оптика не запотела. Вероятность этого, правда, крайне мала, поэтому его и в мирной-то жизни мало кто сушит. Военную грамотность Певцова, зачем-то прокаливавшего селикогель на сковородке, сослуживцы оценили под Урус-Мартаном. Когда у нескольких танков другой роты в разгар боя запотели прицелы…
     Война не только не тяготила Певцова, но даже окрыляла его, с каждым днем добавляя уверенности в себе. Певчий ловил себя на мысли, что на войне он чувствовал себя даже комфортнее, чем в мирное время. Когда б он еще пошутил с командиром полка, как под тем же Урус-Мартаном?
     Из-за отсутствия боеприпасов срывалась боевая задача. И тут мимо скучающего у танка Певцова проезжает машина.
     - Не нужны, капитан, снаряды? - спрашивает какой-то подполковник.
     - Конечно, нужны!
     - Ты только не уезжай - сейчас привезем, даже сами разгрузим - примешь под роспись, - обрадовался офицер. - Уже два дня не знаем, куда их деть, хоть во Владик обратно вези…
     Чудеса, да и только, подумал Певчий, когда через час перед ним выросла гора снарядов. Расписался - и бегом в штабную палатку. А там командир полка рацию греет - у вооруженцев группировки боеприпасы требует. Сел Певчий рядом и, выдержав хорошую паузу, спрашивает:
     - А что, товарищ полковник, не наступаем?
     - Ты чё, Певчий, издеваешься? - с пол-оборота завелся не укладывающийся в сроки наступления комполка.
     - Если вы про боеприпасы… Cнаряды в общем-то есть…
     - ???
     - Добрые люди мимо проезжали, помогли.
     - Так не бывает… - опешил комполка.
     - Бывает, товарищ полковник. Так, может, начнем уже наступление?..
     Словом, война у Певцова шла. Как мечтал, как учили: его «семьдесятдвойки» давили «душков», не входя в зону поражения, их оружием. Так было до 5 марта. Пока его танковая рота и еще несколько подразделений 503-го полка не оказались на пути двухтысячной банды Гелаева. Собрав останки и изуродованные тела своих бойцов, Певчий усвоил тогда самый главный урок войны - будь ты хоть семи пядей во лбу, на войне каждый день ходишь под Богом. В тот день и закончилась короткая Санькина молодость...
     В конце января танковая рота капитана Певцова, усиленная пехотной бронегруппой, окопалась на южных подступах к Комсомольскому с задачей не допустить схода бандгрупп на равнину на подконтрольном участке. Месяц прошел спокойно. Но напряжение росло с каждым днем, разведка и предупреждала о возможном прорыве. Прогнозы сбылись в ночь на 29 февраля. Заметив движение на дне ущелья, открыли огонь. Исполняющий обязанности комполка подполковник Шадрин съехал с бронегруппой вниз и пошел по кровавому следу, нагнав в одном из домов пятерых спешно переодевавшихся бандитов. Итог боя - 5 убитых и 10 раненых взятых в плен «душков». Проехав в тот день по селу, Певцов насчитал полтора десятка открытых ворот и увидел много женщин в черных платках. Значит, взяли не всех, понял Певчий: кто-то, уйдя от погони, все же донес в село весть о погибших.
     Чтобы надежнее перекрыть ущелье, в конце которого начиналась деревня, комполка спустил вниз гранатометный взвод. Сунутся снова - проще будет обнаружить бандитов, да и пяток АГСов разнесут «душков» в клочья.
     Утро 5 марта ничем не отличалось от других предрассветных часов: холодно, туман и чертовски хотелось спать.

     В 4 утра с гор, где держала оборону рота лейтенанта Вершинина, донеслась стрельба. Обоюдная, понял Певцов по треску автоматных очередей, не в темноту наши стреляют - бой идет! Сон сняло как рукой. Выхватив у радиста наушник, Певцов услышал доклад Вершинина командиру полка: «Веду бой, «духов» немерено, одни идут на меня, другие - ущельем». Приведя роту «к бою» - опорный пункт Певцова отделяло от «духов» меньше километра, Певчий вновь прильнул к рации. Но связи с Вершининым уже не было. Вместо него в эфир вышел один из его бойцов:
     - Ротный погиб. Взводный погиб, много убитых, контрактники убежали...
     Объясняя солдату, как действовать, Шадрин тщетно пытался хотя бы через него сохранить управление ротой. Окончание их разговора Певцов уже не слышал - в бой вступил сидящий в ущелье, под его окопами гранатометный взвод.
     Еще не видя «духов», Певцов дал команду открыть огонь по «зеленке». Ущелье затрясло от разрывов танковых снарядов, АГСных залпов и беспрерывного треска автоматных очередей. Но, несмотря на плотность огня, из кустов, где, казалось, не останется ничего живого, повалили «духи». Напряжение боя и интенсивность вражеской стрельбы нарастали с каждой минутой. «Духов» действительно было немерено. «Веду бой, но они идут дальше», - доложил командиру полка командир гранатометного взвода. «Держись, высылаю бронегруппу», - ответил Шадрин. Съехав с противоположного берега ущелья через село на двух БТРах, два десятка разведчиков во главе с командиром разведроты старшим лейтенантом Деевым заняли оборону на окраине села и вступили в бой. Но легче не стало, «духов», напротив, становилось все больше и больше. Плотность огня из ущелья по окопам Певцова была уже сумасшедшей. Старшина приданных пехотинцев прапорщик Евстратов на всю жизнь запомнит, как три пули прошили меховой воротник его куртки, а четвертая застряла в подствольнике автомата… Тем, кто внизу, было еще тяжелее. Ситуация становилась критической - все были блокированы: остатки роты Вершинина - в горах, гранатометный взвод - в ущелье. Снайперский огонь с соседней горы не давал Певцову перезарядить танки - по открывающимся люкам тут же цокали пули. Разведчики на краю села отправили БТРы назад, чтоб боевики, подошедшие уже совсем близко, не подожгли их из гранатометов, и держались уже из последних сил.
     Не спасали и барражирующие в небе вертушки, обстреливающие не успевших приблизиться к нашим боевым порядкам боевиков. Комсомольское не удержать, понимал Певчий. Смявший гранатометчиков поток бандитов хлынул в село.
     В разгар боя к нему подбежал командир дивизионного разведбата майор Измайлов, сказал, что его с бронегруппой послали в горы собрать остатки роты Вершинина, придав один из танков Певцова. Связавшись с командиром полка, Певчий получил указание ехать с Измайловым, но убедил Шадрина, что не может покинуть бой, а с прикрытием разведчиков справится и его взводный. Эх, вернуть бы время назад…
     Провожая взводного - лейтенанта Александра Луценко, Певчий несколько раз наказал ему ни в коем случае не ехать впереди колонны: «Ты - огневая мощь, а не броневой щит».
     Отправив танк, Певцов вернулся в бой. С приездом снайперов из «Альфы» стало заметно легче. За час наши профи пощелкали работающих с соседней горы чеченских снайперов, и огонь по боевым порядкам Певцова шел уже только снизу. Танки можно было перезаряжать, уже не выкатывая из капониров. Только вот снаряды таяли на глазах, а боевики, устлав трупами пересохшую речку, все шли и шли в Комсомольское. Только через неделю Певцов и те, кто уцелеет, узнают, что в то утро в Комсомольское ломанулись больше двух тысяч бандитов. Конечно, они не могли остановить такую армаду. Но оказавшиеся на ее пути полторы сотни офицеров и солдат 503-го полка сыграли - без преувеличения - историческую роль в ходе второй чеченской кампании. Приняв неравный и ставший для большинства из них последним бой, в котором у наших не было шансов победить, они сделали главное - задержали бандитов. На какой-то час, которого хватило командованию Западной группировки, чтоб окружить Комсомольское. В разыгравшемся там трехнедельном сражении по сути и решилась судьба всей войны. Когда над руинами родового села Гелаева рассеялся дым, вдруг стало ясно, что армии криминально-мятежной Ичкерии больше не существует - на выручку гибнущим в окружении и взывающим о помощи боевикам с гор так никто и не подошел. Масштабных сражений после Комсомольского в Чечне больше не было, и на прямые боестолкновения с войсками уцелевшие боевики сами больше не шли.
     …К семи утра бой стал понемногу стихать. Остатки роты Вершинина разбрелись по лесу, четырнадцать из восемнадцати гранатометчиков погибли, четверо попали в плен. До последнего державшиеся на краю села разведчики не разделили их судьбу лишь благодаря «одолженным» у местного населения легковушкам. Последним на раздолбанных красных «Жигулях» с пятью солдатами в лагерь вернулся старший лейтенант Деев. Когда его там уже не ждали. Артиллерия и вертолеты работали уже по южной части Комсомольского, а поток идущих по ущелью боевиков все не прекращался.
     Шум моторов возвращающейся с гор колонны вырвал Певцова из боя. Его «семьдесятдвойки» в ней не было...
     - Где танк?!! - закричал Певцов на Измайлова.
     В эту же секунду к нему подбежал радист - на связи Луценко:

     - Певчий, я подбит, по мне ходят…
     От услышанного Певцова бросило в пот. Луценко вопреки его приказу все-таки пошел впереди колонны. После километра пути бронегруппа попала в засаду. Подбитый танк потерял ход и в горячке боя был брошен спасающими своих раненых разведчиками. Выяснять отношения с Измайловым было некогда. Надо было спасать экипаж. Услышав категорическое «нет» командира полка - новый рейд в горы неизбежно грозил новыми потерями, Певцов решил действовать сам. По-другому он поступить не мог. Пошел к приходящему в себя после боя взводному разведчиков - старшему лейтенанту Рустаму Ханакову, которого знал еще с абитуры училища. Тот сморщился, но не отказал. Посадив на танк десяток разведчиков, двинулись той же дорогой. Танк внизу, разведчики с Певцовым - по горам, прикрывая его сверху. Классные места для засады, едва успел подумать Певцов, тут же увидев в сотне метров впереди сидящих по гребню горы «духов». Человек 50-60. «Коробочка, отход!» - прокричал Певчий в рацию, но было поздно. Горы сотряс оглушительный взрыв - пропустив увешанную активной броней «семьдесятдвойку» вперед, «духи» ударили по ней из гранатомета. Несколько гранат легли точно в трансмиссию. Сдетонировал боекомплект. С танка сорвало башню.
     Один прилив адреналина тут же сменился другим - открыв сумасшедшую стрельбу, боевики двинулись на группу Певцова. Наши - уносить ноги. Одолеть такую кучу бандитов шансов не было. Убегали быстро - откуда только брались силы. Ветки хлестали в лицо, но боли не чувствовали. Останавливаясь на выгодных рубежах, отстреливались. Спасло, что никого не задело, с «трехсотым» бы не ушли.
     Пробежав с полкилометра, наконец оторвались от погони. Но остановились, лишь встретив своих. Измайлова вновь направили в горы собирать остатки роты Вершинина. Попадали замертво. Сердце, казалось Певцову, вот-вот выскочит из груди. «Сделали, первый раз за всю войну меня «духи» сделали», - Певчий закрыл глаза рукой. От бессилия хотелось плакать.
     Придя в себя, Певцов вышел на Луценко.
     - Я еще жив, Певчий, «духи» пытаются открыть люки.
     - Я шел, я не смог, - убитым голосом ответил Певцов.
     - Где «шмель пятый»? - спросил Луценко о шедшем ему на выручку танке.
     - «Шмеля пятого» больше нет, - ответил Певцов.
     И гробовая - красноречивее всяких слов - тишина в эфире.
     - Я все слышал.
     Собравшись с силами, Певчий вышел на командира полка:
     - Я в горах. Я танк потерял…
     В ответ - мат-перемат.
     Выйдя на кого-то из своих начальников, Измайлов запросил подкрепление и бронегруппу. Идти к подбитому танку имеющимися силами ни у кого, кроме уже не чувствующего страха и вообще, казалось, ничего не чувствующего Певцова, желания не было.
     Отогнать боевиков минами! - осенило Певцова. По-отечески относившийся к нему начальник полковой артиллерии не откажет!
     - Сейчас, Саня, сейчас, - наносил примерные координаты на карту подполковник. - Пусть Луценко подкорректирует мины по солнцу.
     - Певчий, мины близко ложатся. «Духи» с танка свалили, ушли! - в голосе Луценко появилась надежда.
     Так продержались около часа. Пока не кончились мины. Пришедшие в ярость боевики «ослепили» танк, разбив триплексы, и начали расстреливать увешанную коробочками активной брони «семьдесятдвойку» из гранатометов.
     - Певчий, по мне «мухами» долбят. Певчий, сделай что-нибудь, прошу тебя, вытащи нас отсюда. Все, Певчий, прощай..., - убивая каждой фразой, повторял Луценко.
     Певцову казалось, что это он, а не Луценко погибал в том танке. А бронегруппа с подмогой все не шла и не шла. И тут судьба подарила им с Луценко еще один шанс. Комполка сумел наконец выпросить авиацию:
     - Певчий, «вертушки» не могут обнаружить танк, сообщи поточнее координаты!
     Если бы он их знал! Но выход, кажется, есть!
     - «Вертушки» не видят тебя, обозначь себя «тучей», - почти кричал в эфир Певчий.
     Выставив маскировочные дымы, «семьдесятдвойка» стала, наконец, различима с воздуха. Несколько раз зайдя на нее, вертолеты обработали неуправляемыми снарядами лес вокруг танка. И улетели. Через пять минут связь с Луценко оборвалась…
     Наконец подошла бронегруппа. Человек 80 на пяти БМП - с такими силами уже можно идти на «духов»! Не теряя времени, двинулись в горы. Не встретив боевиков, вскоре добрались до цели. Страшное, непостижимо страшное зрелище. Певчему казалось, что все это происходит не с ним. Развороченный взрывом 815-й танк с оторванной башней и 816-й… Расстрелянная «мухами» «семьдесятдвойка» с разбитыми триплексами, срезанной антенной и подорванными гранатами люками. На броне два тела - наводчика сержанта Олега Ищенко с прострелянной в упор головой и лейтенанта Александра Луценко - без единой царапины. И без головы… Механика - рядового Дениса Надтоко - не было. Там же на броне, видимо, в назидание русским, валялось и орудие убийства - окровавленный чеченский кинжал.
     - Это мое, - остановил Певчий собиравшегося поднять его офицера…
     Погрузив тела на броню и сняв с танка пулемет, двинулись ко второй братской могиле. От экипажа 815-й «семьдесятдвойки» - младшего сержанта Сергея Коркина и рядовых Романа Петрова и Эльдуса Шарипова остались лишь фрагменты тел. Остановив двинувшихся помочь ему солдат-пехотинцев, Певчий сам бережно собрал в ОЗК их останки. Что в этот момент творилось на душе двадцатичетырехлетнего капитана, не опишешь и тысячей слов. Горькая командирская доля…

     На обратном пути снова пострелялись с «душками» . Сколько ж их еще в этих лесах? - подумал Певцов, снимая с брони изрешеченное пулями тело Луценко.
     Если бы не ожидание нового боя, Певцов, наверное, сошел бы с ума от пережитого в этот день. Оказавшись в окружении - и в селе, и в лесу были «духи» - наши заняли круговую оборону. Через несколько дней Певцов и другие оказавшиеся с ним командиры низового звена поймут, что не чеченцы их, а войска окружили гелаевцев в Комсомольском. А их опорный пункт - лишь одно из звеньев этого боевого порядка. Пока же в окружении были они. Всего на горке собралось человек 80, четыре танка, пять БМП. В принципе сила. Да только на каждую «семьдесятдвойку» осталось по пять снарядов, да и патронов, когда разделили остаток, вышло по магазину на брата. Пойди в эти дни «духи» на их боевые порядки, дошло бы до рукопашной. Так больше суток - без боеприпасов и даже без воды, выпили все лужи на горке и просидели в окружении. Лишь к вечеру следующего дня подошла подмога. Начальник штаба танкового полка подполковник Федоров со своими танкистами.
     А вскоре на их горку переехал и исполняющий обязанности командира 503-го полка подполковник Шадрин. Зла на ослушавшегося его Певцова он не держал. На войне как на войне: по неписаным законам боевого братства Певцов, рискуя другими людьми, сделал все, что мог, спасая свой экипаж. А вот некоторые офицеры из штаба 58-й армии были другого мнения.
     - Руки бы оторвать этому погубившему людей капитану, - скажет один из них.
     Помню, как не находившего себе места Певцова тогда сильно поддержал приехавший позже полковник Юрий Буданов. Кто ж в группировке не слышал о командире единственного танкового полка, ходившего с моджахедами врукопашную.
     - Так ты и есть Певчий? - похлопал по плечу Певцова.
     - Встрял Певчий, два танка потерял, - ответил Певцов.
     - Не горюй, Певчий, - по-отечески обнял капитана полковник, - такая у нас работа.
     Три месяца воевавший без потерь и потерявший в одном бою, когда его танкисты по-пехотному противостояли в горах пятикратно превосходящему противнику, сразу одиннадцать человек, Буданов, наверное, как никто, понял тогда Певцова.
     …Десятый день шла «комсомольская» операция. Десятый день Певцов жил мыслью о мести. Но в селе с гелаевцами сражались вэвэшники, армейцы же по-прежнему лишь блокировали Комсомольское. Превратив руины каждого дома в крепость, боевики погибали, но не сдавались. Без потерь давить их в этих развалинах удавалось только с помощью вызванных на подмогу армейских танков, часть из которых бандиты при этом неизбежно поджигали «мухами». Через два дня, после того как подбили ушедший в Комсомольское с нашей горки Т-62 подполковника Артура Арзуманяна, направить в село танк наконец выпало роте Певцова. Надо ли говорить, кто на нем поехал? Глядя как «семьдесятдвойка» Певцова, скрывшись между домами, уходила в эту адскую мясорубку, в которой горели наши танки и гибли наши солдаты, я мысленно попрощался со ставшим мне за это время другом Певцовым.
     А через час Певчий вернулся обратно. Сказал, что на следующий день поедем в Комсомольское вместе. Так все и было. Повесив за спину рацию, Певцов ехал корректировать огонь своих танкистов - в городском бою из танка трудно определить, откуда исходит опасность.
     - Стойте, забыли меч-кладенец, - остановил танк Певцов, когда мы были уже на броне.
     Солдат вынес из палатки клинок с локоть длиной - тот самый, которым убили Луценко. Кинжал кинули в танк, и Певцов погнал свою «семьдесятдвойку» в село, не дожидаясь, когда закончат завтрак прикрывающие его вэвэшники. Высунувшись из-за танка, Певцов четко корректировал огонь, одну за другой подавляя действующие и потенциальные огневые точки боевиков. А я поймал себя на мысли, что таким счастливым за две с половиной недели, проведенные с ним под Комсомольским, я Саньку еще не видел.
     Лишь потом я узнаю, что, первый раз выезжая в Комсомольское, на одном из мертвых «духов» Певцов увидел часы одного из своих танкистов…

     Р.S. Когда во Владикавказе я рассказал командующему 58-й армией генералу Владимиру Шаманову, как танк Певцова без поддержки пехоты крошил боевиков в Комсомольском, командарм распорядился представить Певцова и ездивших с ним старшего лейтенанта Артура Махмутова, лейтенанта Алексея Рассоху и механика рядового Василия Киперку к ордену «За военные заслуги». Увы, суровая правда жизни - никто из них не получил за Комсомольское даже медали.
     По-разному сложилась судьба героев этого очерка, с которыми автору довелось сойтись на войне. Певцов, не сделав особой карьеры, на момент нашей последней встречи продолжал служить в СКВО. Рассоха перевелся на Дальний Восток - поближе к дому. Прислал мне письмо, в котором рассказал, что Махмутов, как и он, обделенный наградами, бросив армию, перешел в другую силовую структуру. Шаманов, не поладив с тогдашним командованием СКВО, пошел в губернаторы и, говорят, сильно ностальгирует по армейскому прошлому. Буданов отбывает срок. Но всех их объединяет одно - несмотря ни на что, почему-то именно войну они считают самым счастливым временем в жизни. Почему? Я тоже не могу ответить себе на этот вопрос.

     На снимке: - Этим ущельем утром 5 марта боевики Гелаева вошли в Комсомольское.
     - Так выглядело Комсомольское в его роковые дни.
     - «Певчий»
     - Перед рейдом в Комсомольское.
     - Судьбу последнего сражения кампании решали пехота и танки.